— Ваше королевское величество! Господин коннетабль!

— Говори, парень!

— Добровольческая Рать и Вольная Компания держат перешеек около Золотого Пруда… Краснолюды и кондотьеры стоят твердо, хоть все в крови… Говорят, «Адью» Пангратт убит. Фронтин убит. Джулия Абатемарко убита… Все, все убиты. Дорианская хоругвь, что шла им на помощь, уничтожена…

— Резерв, милсдарь коннетабль, — тихо, но четко проговорил Фольтест. — Если хотите знать мое мнение, пора вводить резервы. Пусть Бронибор бросит на Черных свою пехоту! Сейчас же! Немедленно! Иначе они разрубят наш стык, а это конец.

Ян Наталис не ответил, уже издалека видя очередного связника, мчащегося к ним на лошади, разбрасывающей клочья пены.

— Отдышись, парень. Отдышись и говори складно!

— Фронт прорвали… эльфы из бригады «Врихедд»… Господин де Руйтер сообщает вашим превосходительствам…

— Что сообщает? Говори!

— Что пора спасать жизнь.

Ян Наталис воздел очи горе.

— Бленкерт! — сказал он глухо. — Да явится Бленкерт! Или да опустится ночь.

***

Генерал Бленгейм Бленкерт поднялся на стременах и вытянул шею на манер журавля, прислушиваясь к звукам боя.

— Развернуть строй, — приказал он командирам. — А за тем вон холмом сразу в рысь. Из слов разведчиков следует, что мы выйдем прямо на правое крыло Черных.

— И покажем им, где раки зимуют! — тонко крикнул один из лейтенантов, юноша с шелковистыми и еще очень редкими усиками.

Бленкерт косо глянул на него.

— Отряд со штандартом вперед! — приказал он, вынимая меч. — А при атаке кричать «Редания!». Кричать что есть мочи! Пусть парни Фольтеста и Наталиса знают, что идет подмога.

***

Граф Кобус де Руйтер рубился во множестве битв четырнадцать лет, с шестнадцатого годка жизни, и у него в генах, несомненно, выработалось что-то такое, что позволяло ему, Кобусу де Руйтеру, воспринимать рев, крик и ор битвы как симфонию, концерт для барабана с оркестром, хотя для любого другого боевой рев и ор были не чем иным, как все заглушающим криком и грохотом.

Вот и сейчас граф де Руйтер моментально различил в концерте новые ноты, аккорды и оттенки.

— Уррра, парни! — зарычал он, размахивая булавой. — Редания! Редания идет! Орлы! Орлы!

С севера, из-за холмов, к полю боя катился вал конницы, над которой плескались амарантовые флажки и большой гонфалон[57] с серебряным реданским орлом.

— Помощь! — рявкнул Руйтер. — Помощь идет! Уррррааа! Громи Черных!

Будучи солдатом в восьмом поколении, он мгновенно засек, что нильфгаардцы сворачивают фланг, пытаясь развернуть его навстречу наступающей коннице плотным фронтом. Он знал, что этого допустить нельзя.

— За мной, — прокричал граф, вырывая из рук хорунжего штандарт. — За мной! Третогорцы, за мной!

Они ударили. Ударили самоубийственно, страшно. Но действенно. Нильфгаардцы из дивизии «Венендаль» сломали строй, и на них с ходу налетели реданские хоругви. В небо вознесся страшный гул.

Кобус де Руйтер уже не видел и не слышал этого. Шальной бельт угодил ему прямо в висок. Граф повис в седле и упал с лошади, словно саваном накрывшись штандартом. Восемь поколений де Руйтеров, полегших до него в боях и следивших сейчас за битвой из иного мира, одобрительно кивали головами.

***

Хоругвь шла галопом, из-под копыт летели песок и гравий.

— Вперед, Бурая! — орал пьяный, как всегда, сотник Полугарнец. — Бей-руби! Каэдвееен! Каэдвееен!

«Язви его, ссать хоцца, мочи нет! — подумал Зывик. — Надыть было отлить загодя перед боем… Теперича могу не успеть!»

— Вперед, Бурая!

«Вечно Бурая! Ежели где хреново, так — Бурая! Кого посылали экспедиционным корпусом в Темерию? Бурую. Завсегда Бурая. А мне ссать хоцца».

Подлетели. Зывик рявкнул, вывернулся в седле и рубанул от уха, разрубив наручье и плечо коннику в черном плаще с серебряной восьмиконечной звездой.

— Бурая! Каэдвеееен! Бей-убивай!

С грохотом, лязгом и звоном, в реве людей и визге лошадей Бурая, она же — Медвежья, хоругвь сбилась с нильфгаардцами.

***

После нескольких минут форсированного, удушающего пылью броска ругань сотников и десятников наконец остановила и развернула в линию вызимские подразделения. Ярре, задыхаясь, как рыба ловя воздух ртом, увидел воеводу Бронибора, красовавшегося перед строем на своем изумительном жеребце, покрытом пластинами ладр. Сам воевода тоже был в полных латах, покрытых голубыми полосками, благодаря чему казался огромной жестяной макрелью.

— Ну, как дела, недотепы?

Шеренги пикинеров ответствовали гудливым, как далекий гром, бурчанием.

— Попердываете, значит, — констатировал воевода, разворачивая выряженного в ладры коня и двигаясь вдоль строя. — Стало быть, чувствуете себя хорошо. Потому что, когда вы чувствуете себя скверно, то не пердите вполголоса, а воете и скулите, словно вас вот-вот повесят. По мордам вижу, что вы так и рветесь в бой, что мечтаете о битве, что уже не в силах дождаться нильфгаардцев! Ну что, вызимские разбойники? У меня для вас добрая весть! Ваши мечты через минуту исполнятся. Через малюсенькую, я бы сказал, мгновенную минутку.

Пикинеры снова загудели. Бронибор доехал до конца строя, завернул и продолжал, постукивая булавой по изукрашенной луке седла:

— Нажрались пыли, пехтура, за латниками идучи! М-да, пока что вместо славы и добычи вы нюхали конскую бздень. Еще б немного, и даже сегодня, когда возникла большая необходимость, вы не попали бы на поле боя. Но вам посчастливилось, поздравляю вас от всего сердца! Здесь, у деревни, название которой я позабыл, вы наконец-то покажете, на что способны и чего стоите как войско. Туча, которую вы видите в поле, это нильфгаардская конница, намеревающаяся раздолбать нашу армию фланговым ударом, столкнуть нас и утопить в болотах речки, название которой я позабыл тоже. Вам, славным вызимским пикинерам, по милости короля Фольтеста и коннетабля Наталиса выпала честь закрывать бреши, которые возникнут в наших стройных рядах. И эти бреши вы закроете собственными, я бы так сказал, грудями, сдержите нильфгаардскую атаку. Ну как, ликуете, кумовья? Распирает вас гордость, а? Распирает, спрашиваю?

Ярре, стискивая древко пики, осмотрелся. Никаких признаков ликования по поводу перспективы близкого боя видно не было, а если солдат и распирала гордость в связи с доверенной им честью закрывать бреши собственными, как выразился воевода, грудями, то «пехтура» весьма умело эту гордость скрывала. Мэльфи, стоявший по правую руку от Ярре, бормотал под нос молитвы. Слева посапывал, сквернословил и нервозно кашлял профессиональный служака Делакс.

Бронибор завернул жеребца, выпрямился в седле.

— Не слышу! — рявкнул он. — Я спрашивал, распирает ли вас, курва, гордость?

На сей раз пикинеры, не видя другого выхода, заорали в один голос, что их, да, распирает. Ярре тоже орал. Ежели все, так уж все. Чего там!

— Ладно! — Воевода остановил жеребца перед строем. — А теперь построиться как подобает! Сотники, чего ждете, мать вашу так-растак! Выстроить квадраты! Первая шеренга на одно колено, вторая — стоять! Пики выставить. Да не тем концом, идиоты! Да, да, тебе говорю, ты, обросшее чудо лесное. Выше, выше наконечники, мужики! Сомкнуть ряды, теснее, плотнее, плечо к плечу! Ну, теперь прилично! Почти совсем как войско!

Ярре оказался во второй шеренге. Он крепко уперся концом пики в землю, стиснул древко вспотевшими от страха руками. Мэльфи непрерывно бормотал слова молитвы за упокой души погибающих. Делакс неразборчиво ворчал, твердил бесконечно, мусолил одни и те же слова, касающиеся деталей интимной жизни нильфгаардцев, кобелей, королей, коннетаблей, воевод и матерей всех вышеперечисленных вместе взятых.

Туча в поле росла.

— Эй, не пердеть там, не стучать зубами! — рявкнул Бронибор. — Если думаете своей вонью напугать нильфгаардских лошадей, то ошибаетесь. И не обольщайтесь! То, что на нас прет, называется бригада «Наузикаа» и Седьмая Даэрлянская, известные боевые, прекрасно выученные воины! Их не испугаешь! Их не победишь! Их надо поубивать! Выше пики, мать…

Издали уже доносилась тихая, но быстро усиливающаяся барабанная дробь копыт. Задрожала земля. В туче пыли засверкали, словно искры, мечи.

— На ваше засранное счастье, вызимские герои, — снова заревел воевода, — пехотная пика нового модернизированного образца имеет в длину двадцать один фут! А в нильфгаардском мече всего три фута с половиной. Надеюсь, считать-то вы умеете? Так знайте, они тоже умеют. Но рассчитывают на то, что вы не устоите, что из вас выпрет наружу ваше истинное естество и тем самым подтвердит и покажет, что вы засранцы, трусы и паршивые овцы! Я четко излагаю? Ну, ладно! Проще сказать, Черные рассчитывают на то, что вы отбросите свои жерди и кинетесь бежать, а они станут вас нагонять на поле и долбать по хребтам, задницам и шеям, сечь с удобствами и без трудностей. Запомните, стервецы, что, хоть страх придает пяткам прямо-таки невероятную летучесть, от конников вам не убежать. Кому жизнь дорога, кому мила слава и добыча, тот должен стоять! Стоять твердо! Стоять стеной! И смыкать строй!

Ярре оглянулся. Стоявшие за линией пикинеров арбалетчики уже крутили рукоятки, внутренняя часть квадрата ощетинилась остриями гизарм, рансер, алебард, глевий, кос, рунков и вил. Земля дрожала все сильнее, в черной стене надвигающейся конницы уже можно было различить отдельные фигуры наездников.

— Мама, мамочка, — повторял дрожащими губами Мэльфи. — Мама, мамочка…

— М… мать твою, — бурчал Делакс.

Топот нарастал. Ярре хотел облизнуть губы, но не сумел. Язык отказался вести себя нормально, сделался твердым, как инородное тело, и сухим как щепка. Топот нарастал.

— Сплотиться! — рявкнул Бронибор, выхватывая меч. — Чувствовать плечо соседа! Помните, ни один из вас не дерется в одиночку! А единственное средство против страха, который вы чувствуете, это пика в кулаке! Готовься к бою! Пики — на грудь лошади! Ну, что будем делать, вызимские разбойники? Я спрашиваю!

— Стоять твердо, — проорали в один голос пикинеры. — Стоять стеной! Держать строй!