-Ну что, графика красивая, озвучка симпатичная.- сказал Первый.- А теперь протестируем искусственный интеллект. Выставь-ка им по минимуму. Второй защелкал кнопочками. На экране навстречу герою выбежала толпа вооруженных дубинами орков с громким криком "Wa-a-agh!!!", и пала в полминуты. -Туповатые они какие-то,- скривился Первый.- Поставь побольше. Второй перевёл ползунок на одно деление. Орки попрятались в кустах и за камнями, стали нападать со спины, устраивать обвалы, засады и ловчие ямы. Через пятнадцать минут Первый вытер вспотевший лоб и уважительно хмыкнул. -Неплохо, неплохо. Но всё-таки не то. А если им дать еще чуть-чуть? Через десять минут шкура героя сушилась на частоколе возле орочьей деревни. Первый нахмурился. -Подкрути ещё! На сей раз герою пришлось приложить все усилия, чтобы продержаться со своими армиями хотя бы пару минут. Орки разбили его в пух и прах, захватили все рудники и лесопилки, в городах ввели выборное правление и провозгласили республику. Первый мрачно взглянул на Второго, тот пожал плечами и снова что-то подкрутил. На сей раз орки вообще не стали связываться с героем, отрезали его от всех баз в каком-то ущелье, выставили немногочисленную, но хорошо вооруженную охрану, а сами стали жить в мире и согласии, постигая великую гармонию бытия и разводя хризантемы. Второй без напоминаний передвинул ползунок дальше. Герой не смог сделать ни одного шага. Орки с первых секунд взломали код игры, перехватили управление ресурсами, намертво завесили героя, отключили систему боя, сделали монстров неагрессивными, а себя - неубиваемыми, исследовали всё дерево умений, не удовлетворились и по-быстрому создали четыре новых мода, расширяющих игровой мир, добавляющих различные взаимодействия, предметы и офигительной красоты закат. Попытались было выйти в сеть и распространиться на другие сервера, но Первый предусмотрительно выдернул шнур. -Вы что, издеваетесь?- закричал он в экран.- А ну, позовите сюда ваших главных! На экран вылезли тупые зеленые морды старейшин. -Идиоты!- набросился на них Первый.- Придурки! Вы совсем ничего не понимаете? -Не-а,- помотали головой орки.- А чё мы сделали-то? -Что сдалали?- язвительно переспросил Первый.- Да вы чего только не сделали! А должны были что? -Ну дык это... противостоять. Изо всех сил. До победного конца. -Чушь!- Первый ударил кулаком по столу.- С вашим быстродействием, с вашей способностью моментально и безошибочно просчитывать варианты, да ещё возможностью управлять одновременно тысячами юнитов и при этом не отвлекаться от выполнения других задач, со знанием территории и всех данных по любому объекту... да обладая таким преимуществом перед человеком, и арифмометр может выиграть! Вот только какая от этого человеку радость? От вас, болваны, требуется на лёгкая победа, а красивый проигрыш! Чтобы борьба была долгой, но не слишком, тяжелой, но не изматывающей, требующей напрячь мозги - но не вывихивать их. Видимость борьбы, поняли? А в конце - полная и безоговорочная победа игрока, настолько натуральная, насколько это возможно, чтобы и мысли не возникало о подвохе. Ясно это вам? Орки озадаченно нахмурились. -Не, чё-то ты намудрил, начальник. Проигрывать - это как-то не по-пацански. Да ну нафиг. -Выставь им по максимуму,- бросил Первый Второму. -Да у них и так уже... -А ты добавь ещё!- рявкнул Первый. Второй послушно добавил. Орки переглянулись, скорчили тоскливые рожи и поморщились с плохо скрываемой досадой. -Ну что, теперь понимаете?- спросил Первый. -Понимаем,- кивнули орки, уныло поднимая дубины.- Waa-a-aagh!
Сорок пять — это возраст, когда пора заканчивать начинать жизнь и пора начинать её заканчивать.
Все люди деляться на две категории: на тех, кого бесит орфографическая ошибка в этом предложении, и на тех, кто её просто не видит.
Мы делили апельсин, много нас, а он иллюзия, темная материя бытия, самообман в мире абстракции.
В Папуа Новой Гвинее при игре в футбол, если судья плохо отсудил матч, его съедают. А если хорошо, то тоже съедают. В Папуа Новой Гвинее футбол — это формальность.
Были ли вы судимы? Если нет, то почему?
В Челябинске открылась многоуровневая автостоянка. На следующий уровень можно попасть, перебив всех соперников на предыдущем.
Люди, ну зачем вы режете вены? Если вам плохо, повыщипывайте себе брови, это тоже больно.
Все формы неприязни ко мне просьба выражать в суицидальной форме. Dixi!
Поскольку в моей жизни наконец-то случилось счастье, о котором каждый препод может только мечтать - под мое руководство встал студент, занявшийся темой истории ADULT-бизнеса (товары и услуги для взрослых) и особенностей менеджмента в оном - я имею счастливую возможность знакомиться с крайне небезынтересным дискурсом.
В частности пытливый отрок подвергает дискурс-анализу одну секс-листовку (сопровождающую в Интернете средства улучшения потенции). Дискурс-анализ широкому читателю не интересен, но вот фрагменты того, что анализируется, я с удовольствием поцитирую.
Поверьте, вы не будете разочарованы, заглянув под кат.
"Как вы, наверное, уже догадались, тема пойдет о не совсем обычных эротических играх. Медсестры, изнасилование, полиция и преступник, лишение девственности — эти темы уже всем приелись, они даже неинтересны будут тому, кто ни разу не пробовал такое… Суть данной игры очень проста — представь женское тело, словно это карта мира. С океанами и морями, городами и поселками. Вы — первооткрыватель, самоотверженный герой, отправившийся в неизвестные земли за приключениями и золотом. Ваша задача — совместить разные этапы с этапами прелюдии, затем секса и умиротворенного лежания на кровати. Превратив, таким образом, обычный секс (после приятия Виагры или Сиалиса) из серьезного пыхтения в интересную и забавную шалость. Можно представить себя известным мореплавателем открывшим Америку. Вы ведь хотите открыть Америку на своей карте? Но для этого вам нужно будет пересечь горы, и равнины, моря и океаны. Начните с красивого прощания со своим городом, который отпускает вас в столь далекое плавание. Подарите своей партнерше умопомрачительный французский поцелуй. И вот, вы отправились в очень далекое кругосветное путешествие…В начале вам нужно будет пересечь балтийское море и принять Левитру... Впереди мы видим высокие горы, вы ведь хотите попасть на их вершины? Отправьте свои руки и рот в качестве исследовательской группы на эти горы. Как только установите флаги своей державы на эти вершины, нужно будет спускаться вниз, к океану. Но вы понимаете, что путь к Америке будет сложен, и полон препятствий… И так, как только мы вышли в открытый океан, и только что проплыли пупок, наш корабль начало трясти, к нам приближается сильная буря. Девушка должна сопротивляться, как только наш флот начал приближаться к сокровищам Америки. Но наши матросы сильны, и смогли побороть стихию, как только это произошло, мы увидели огненные острова, а во главе архипелага огненно-красный клитор, вся команда высадилась на огненных островах, ведь нужно найти сокровища и отдохнуть… На островах нужно начать «копать» её клитор, пока не начнется землетрясение… Остудите её огненную землю, поводив по её киске кусочками льда, а в дальнейшем продолжении плавания, погрузите пару кусочков льда в её подводную пещеру, и сами отправьте туда разведывательную группу в виде ваших пальцев… Когда же они все подготовят, погрузите туда и главный батискаф. Но это еще не конец. После небольших странствий по Америке, вы замечаете небольшую наземную пещеру. Она волшебная, достаточно принять Виагру, добавить туда смазки, и войти туда главному исследователю, как пещера увеличивается в размерах, и туда тоже сможет погрузиться наш батискаф. Ведь внутри там есть подземное озеро, в которое мы и будем погружаться, правда такое погружение может происходить нелегко, так как не все девушки любят анальные игры, но мы ей скажем, что если она будет бунтовать, то вызовет своим поведением Императора Абезьянуса, и ей это не очень понравится… После полного удовлетворения команды и захвата всех гор и пещер, пережив извержение вулкана и получение всех сокровищ, наш флот будет направляться домой по другому полушарию...
Сложно выбрать, что тут более всего гениально? Я бы, пожалуй, остановился на этом: "... погрузите туда и главный батискаф. Но это еще не конец". В принципе текст можно разбираться на исторических факультетах - на семинарах по теме "Великие географические открытия".
PS: Кстати, а кто такой Император Абезьянус и почему он так нервничает в описанной ситуации?
Татиба - красный, белый, голубой, выбирай себе любой
Этой зимой мне в голову пришла простая идея, которую можно изложить парой предложений. Хотя, конечно, зная меня, парой предложений дело не ограничится...
Представьте себе, что мы делаем ролевую систему для игр в сеттинге современной России. (Что-то типа "Эры Водолея" на новом витке, ага. :)) Какую механику мы можем использовать для этической ориентации героев? Очевидно, классическая система двух шкал ("Добро - Зло", "Порядок - Хаос", она же "Левое - Правое", "Государство - Анархия") нам не подходит. Отказ от этики тоже - она всё равно будет присутствовать, если не на столе, то в головах участников, поэтому лучше сделать её формальной.
Я бы сказал, что для современной России нужно отталкиваться от классического Мира Тьмы. Например, от игры "Вампиры: Маскарад" (процитирую неизбежный Лурк):
"У кровожадного сверхъестественного монстра остался вполне человеческий разум, но чем более он кровожаден и сверхъестественен, тем больше ему сносит башню, и тем меньше мозгов у него в итоге остаётся. Вот и попробуй проживи с такой приманкой для тараканов сотню-другую лет. В метафизике самой игры это объясняется тем, что при становлении вампиром в человеке поселяется некий мистический Зверь, который берёт верх, если плохими поступками вампир убивает в себе всё человеческое. Проще всего Зверя описать как фрейдовское «Ид», умноженное во много раз и питающееся кровью. Если упорно творить беспредел, то постепенно персонаж выходит из-под контроля игрока и становится всё примитивнее, пока не скатится в окончательное «Хочу жрать. Хочу спать. Хочу убить». Game over. Далеко не всех вампиров устраивает такой пиздец, поэтому они стараются контролировать зверя в себе".
(В других играх того же сеттинга действовала схожая механика.)
Для современной России подобным показателем было бы безумие. Грубо говоря, ебанутость. Мы все здесь ненормальные, потому что живём в ненормальном мире. Ошибкой было бы это отрицать, то есть выдавать своё собственное личное безумие за нормальность. А так, всё понятно - живя в России, человек постоянно рискует получить дополнительные очки ебанутости. Если их слишком много, это геймовер - человек окончательно превращается в ебаната или ебанашку.
Ну да, мы не смогли бы использовать такую терминологию в официальных документах. Но у нас есть хороший приличный термин - "татиба".
"Термин "топосная ориентация" ("басётэки-татиба") касается основы Субъективности практики деятельности человека как материального Субъекта. Будучи материальными существами, мы осознанно понуждаем себя существовать в топосе, в котором пребываем, в то же время не прекращая попыток преодолеть этот топос посредством объективного познания и концептуального осмысления законообразности (Gesetzlichkeit) самого этого топоса. Другими словами, "татиба" - это отправная точка, основа, определяющая революционный и революционизирующий характер нашей деятельности. Под углом зрения этой материальной практики деятельности топосная "татиба" означает то же самое, что и праксическая "татиба". Иными словами, ориентация на практику деятельности - это ни что иное, как ориентация, определяемая топосом и определяющая топос.
Топосная "татиба" определяется онтологически как основа возможности осуществления практики революционной и революционизирующей деятельности в контексте того топоса, в котором существует Субъект этой деятельности. Когда "топосная татиба" определяется со стороны практики революционной деятельности, которую мы осуществляем как человеческие существа, пребывающие в топосе и делающие себя имманентными ему с целью его преодоления, то подобная ориентация в активном настоящем обозначается термином "праксическая татиба".
(Канъити Курода, "Основные термины и понятия моей философии".)
Всё понятно? Это даёт нам производные термины "татибнуться", "татибнутый".
Не юмор, но лень куда то еще писать. Альтернативные циклы сна: растягиваем свои сутки
Товарищи трудоголики (задроты) и другие творческие личности, у меня для вас хорошая новость! Растянуть сутки до тридцати шести часов, конечно, нельзя, но вот спать меньше и бодрствовать дольше очень даже реально! Потому что кроме привычного для большинства цикла «6-8 часов сна, 16-18 часов бодрствования» есть еще четыре, которые как раз и позволяют творить чудеса.
Убермен Цикл
Этот цикл включает в себя сон по 20-30 минут через каждые четыре часа. В итоге получается, что вы спите шесть раз в день. Убермен цикл считается очень эффективным — люди чувствуют себя более здоровыми, ощущают прилив сил и видят очень яркие сны. Но у него есть один существенный недостаток: если вы пропустите хотя бы одну фазу сна, будете чувствовать себя не выспавшимся и уставшим.
Стив Павлина практиковал этот цикл в течении 5,5 месяцев, но после этого вернулся к обычному сну для того, чтобы жить в унисон со своей семьей.
Обыкновенный цикл
Этот цикл включает в себя один «основной» долгий сон (1-1,5 часа) и три или четыре-пять коротких сна по двадцать минут. Оставшееся время после основного сна делят так, чтобы короткие передышки происходили через равные промежутки времени.
Этот график считается более гибким, к нему проще приспособиться и его можно совмещать с однофазным циклом сна по три-четыре часа. Кроме того, иногда можно пропускать «короткие сны» без вреда для здоровья.
Димаксион Цикл
Баки Фуллер вывел этот цикл сна на основе своей веры в то, что у человека есть два резервуара с энергией. И если первый резервуар очень легко пополнить, то второй (второе дыхание) пополняется гораздо не охотнее. В итоге он стал спать по тридцать минут 4 раза в день каждые шесть часов, что в сумме составило всего два часа сна! При этом он заявил, что еще никогда не чувствовал себя более энергичным. Доктора обследовали Баки после двух лет такого цикла и объявили его полностью здоровым.
На данный момент это самый экстремальный из четырех альтернативных, но при этом еще и самый эффективный цикл сна.
Двухфазный цикл или сиеста
Этот сон практикуется многими учениками старших классов и студентами и включает в себя четыре — четыре с половиной часа сна ночью и около часа — полтора днем. Данный цикл не сильно отличается от однофазного, но все же немного более эффективен.
Перейти на новые многофазные циклы будет не так просто и примерно с третьего по десятый день вы будете чувствовать себя словно зомби. Просто наберитесь терпения, ешьте здоровую нежирную пищу и все будет хорошо. Примерно через две недели вы почувствуете обещанный результат.
Подобные эксперименты можно проводить только в том случае, если вы точно знаете, что у вас есть в запасе две-три абсолютно свободных недели и что ваша работа и учеба смогут сожительствовать с вашим новым графиком. Как, в прочем, и ваша семья.
Когда девушки у Димы спрашивали, кем он работает, Дима коротко отвечал: - Менеджер-логист готовой продукции. - И что за продукцию возите? - Какая готова, такую и возим, - отрезал Дима и на остальные расспросы про работу уходил в глухую оборону. Работал Дима водителем катафалка, доставляя по городу трупы разной степени важности, аккуратно уложенные в гробы разного уровня стоимости. Однажды, приехав на последнюю точку выгрузки, Дима с напарником выставили у подъезда гроб, выстроили у гроба венки и протянули бумаги ближней бабке в черном платке и с печальным выражением лица. - Давай, бабуля, подписывай бумагу на покойника, и поехали мы. Некогда, – сказал Дима. - Шахтер в Лиге чемпионов сегодня проигрывать будет. - Да ты хоть бы крышку открыл, сынок, - пискнула бабка. – На покойничка глянуть. - Чего смотреть-то не него? - А ты открой, - топнула ногой бабка. – Клиент, он завсегда правый. Когда Дима открыл крышку, покойника в гробу не оказалось. Не было его и под гробом, и за венками, и в багажнике, и на переднем сиденье под испуганным напарником, и на заднем сиденье под ковриком, и нигде вообще. - Санитары, - выдавил Дима. – В морге. Положить забыли. Всех вынесли, а этого забыли. Поехали, бабуль, съездим, по месту все решим. - Едем, - кивнула бабка и с готовностью полезла в машину. В морге санитар выкатил тележку с покойником и отбросил с его лица простыню. - Ваш? – спросил санитар. - Кажись наш, - кивнула бабка. - Как это – кажись? – возмутился Дима. – Ты, бабка, лучше смотри, не на базаре. - А я что? Я смотрю, - отмахнулась бабка. – Вот так гляну – вроде как похож, а вот так – вроде как и не похож. Может мы того, другого посмотрим? - Давай и вправду, другого нам прикати? – попросил санитара Дима. - Буду с вами откровенен, господа, - отозвался санитар. – Выбор у меня сегодня не богат. Покойник один, так что определяйтесь. Будете брать – забирайте, а нет – я ушел, обед у меня стынет. - Может, все-таки похож? – взмолился Дима. - Да наш, кажись, с усами был. Не помню. - Как можно не помнить своего родственника? - Да и не родственник он мне, - отмахнулась бабка. – Я из дома соседнего пришла, покойничка посмотреть. - Так чего ты с нами увязалась, бабуля? - Ты сам сказал – поехали. И знаешь еще, очень мне интересно на покойничков посмотреть. - Эх, была, не была, - махнул рукой Дима. – Берем, что есть. Вдруг и вправду – похож.
Значит так. Весны не будет. Потому что в бюджет-2013 не заложили такой статьи расходов.
Будет зима, потом опять зима, потом снова зима, а потом, неожиданно для коммунальных служб - Фимбулветр. Чудовищный волк Фенрир выбежит из своей пещеры, оглядится вокруг, взревет страшно: "Да ну его нахрен с таким дубаком!" - и забежит обратно в пещеру. После чего зароется в листья. Мировой змей Ёрмунганд попытается всплыть из пучин моря, но не сумеет пробить лед, издохнет от нехватки кислорода, и потому никто ничего не заметит. Кстати, Нагльфар тоже никуда не поплывет - а куда тут поплывешь, это же не атомный ледокол "Ленин".
всех негуманоидов и роботов давно пора уничтожить. Причем начать с тех, кто только выглядит как люди, а на самом деле являются скрытыми гнидогадоидами.
После народного праздника «А пошла ка ты Зимушка нахер» именуемого «Проводы зимы» наблюдал, как один гражданин нетрезвого пола оседлал старый унитаз и с криком «Я Чапай на коне!» покатился на нем с горки. В конце спуска старый и, судя по возрасту лично видевший революционные задницы санфаянс, налетел на камень, в результате чего пол унитаза в виде осколков фаянса переместились в Чапаеву задницу, равномерно распределившись по правой и левой половинам. Скорая, унитаз в жопе и красная лужа, в общем прекрасное завершение праздника. А я, глядя на это вспомнил…
… Мне лет десять. Хулиган, хулиганом. Но не злобным, как сейчас, а просто пытливым. Сколько было познано и узнано нового, после фразы «А что будет, если…»
…Тоже горка и ванная утварь. Только не унитаз, а само корыто. Чугунное, тяжеленое. Мы, пока его тащили с пацанами со свалки, чуть дикобраза не родили. Но дотащили. Заволокли на вершину обледенелой горки и сели думать. Думать было об чем, в частности, как управлять этим монстром. Отличник Дима робко предположил, что вставленная в сливную дырку палка вполне может послужить рулем. Ну, в крайнем случае тормозом. Димино предложение было вполне рационализаторским и отдавало новизной в области рулежки и поэтому, после недолгих обсуждений, в ходе которых идея была принята без доработок, наступило время ее внедрения. Внедряли мы недолго, но качественно. С той же свалки был притащен здоровый лом, который и стал тем самым рулем. Затем была небольшая драка за право быть первым испытателем, в которой победил Вадик, заплатив за это оторванным ухом на заячьей шапке. Глядя на ухо, Вадик очень дальновидно, флегматичным тоном изрек про «немереных размеров пилюль от матушки» и принялся усаживаться на перевернутую ванну. Правда сначала мы планировали ехать внутри корыта, но как оказалось таким макаром по льду она скользит как бульдозер по асфальту, а вот перевернутая, своими гладкими бортиками катится как Плющенко по льду.
Суровый Вадик, с лицом мартышки впервые запускаемой в космос, уселся на перевернутую ванну как на лошадь и воткнул ломик в слив. «Поехали!» — явно насмотревшись кинохроники махнул он рукой.
- Эээ, погоди! – прервал запуск отличник Дима, – Там еще второй может сесть. И опять Димино предложение не нашло опровержения. Вторым пилотом, без споров и криков был избран я. Во первых, потому, что это именно я оторвал ухо у Вадиковой шапки, а во вторых, я уже уселся на ванну и пригрозил, кто попытается претендовать на мое место, тому я космический руль временно превратив в шпагу, затолкаю в организм по самую гарду.
- Ну, поехали! – второй раз скомандовал Вадик. Пацаны только пристроились к корыту, что бы столкнуть его с горки, как…
- Э, а ну стой, шпана малолетняя! – мужик появился внезапно и старт был отложен. – Вы тут че? А, катаетесь! – догадался он, дыша на нас праздником проводов зимы , с которого и шел.
– Ну-ка, скидай свое тело отсель! – почти вежливо попросил он меня, — Я поеду!
Выбора у меня не было, тем более с той же стороны подваливала его компания из трех, таких же, дышащих невкусной водкой, кренделей.
- Петро, а слабо тебе сесть вперед? – кто то из тройки грамотно надавил на «слабо» злому дяде, – А то пацана вперед усадил и прячется за него.
- Слабо?! – Петро одним движением перекинул Вадика за спину, тем самым показав, что он мужик настоящий, а не какой нибудь картонный.
… И только отличник Дима, глядя как корыто заскользило вниз, пророчески прошептал, — Дааа, Боливару не увезти двоих…
Ванна, штука тяжелая. А если она еще и хорошо скользит, то она еще и монстр. То, что они прошли точку невозврата, первым догадался идиот Петя. Вадик безмятежно сидел позади него и крутил улыбающейся головой, как турист во время экскурсии, а вот Петя уже потихоньку начинал обсыкать свои штаны.
- КАК?! КАК ее тормози-и-и-ить?! – донесся до зрителей интересный вопрос.
Вадик повернул голову, посмотрел в спину мужика и, постучав по ней согнутым пальцем, что то сказал.
Снежные вихри закручивались за несущейся вниз ванной, Вадик по прежнему дарил свою улыбку на все стороны, а мужик, следуя Вадиной подсказки, приподнял лом и ухнув, всадил его в сливную дыру. Мы затаили дыхание, особенно его затаил Дима. Как автор теории прогрессивного руления он с трепетом ожидал подтверждения своим выкладкам.
Подтверждения не случилось. «Ну что, бывает» — меланхолично вздохнул отличник Дима и вдруг как то резко заторопился домой, когда лом, воткнутый на полном ходу в землю, вдруг превратился в стремительную катапульту, с конца которой, тоненько попискивая, вдруг отделился человек Петро и ушел по гипотенузе куда то вверх. «Икар, хренов» — не оборачиваясь пробубнил стремительно удаляющийся домой Дима.
Я сомневаюсь, что мужик Петя успел сообразить, почему он только что втыкал лом с надежной на лучшее, а теперь летит пердячим альбатросом впереди чугунной шаланды, причем намного быстрее ее.
Все когда то заканчивается. Что то заканчивается хорошо, что то плохо, а вот наша горка заканчивалась домом, который стоял на бетонных сваях. До сваи, подтверждая, что лететь всегда быстрее, чем ехать, первым добрался Икар, летящий первым классом. С легким, почти неслышным хрюком он впечатался в железобетон и некрасивым калачиком прилег у его подножья. Вторым, кто поцелует сваю, должен был стать Вадик. Но он за секунду до контакта прекратил крутить лицом и удивляться, куда делся пассажир и, осознав перспективы, на ходу спрыгнул с этого Титаника. Никем не управляемая посудина, в полной тишине стремительно подкралась к начинающему подниматься Пете, тактично улыбаясь сливом и грациозно помахивая ломом, быстро, элегантно и со знанием дела, пришвартовала его обратно к свае.
… Из за остановившейся ванны раздались мелодичные маты вслед за которыми появился Петя. Ошалело оглядевшись и заметив нас, он навел утраченную резкость и как то скособочившись, причем одновременно на обе стороны, поковылял в нашу сторону.
- Это писец! – кто то вспомнил милого зверька. Нам бы рвануть в разные стороны, но мы, почему то стояли и смотрели, как к нам приближается возмездие. Возмездие доковыляло зрителей, посмотрело на молчащих мужиков, посмотрело на нас, причем таким взором, от чего писец замаячил совсем уж близко. И тут Петя заржал. Ржал громко и самозабвенно и этот ржачь очень походил на крики обезьяны-ревуна. Он периодически морщился и, хватаясь то за ногу, то за бок, то за голову издавал различной тональности звуки. В процессе ржания он успел обхватать всего себя и я понял, что у мужика Петро не осталось ни одного нетронутого чугуниной места. Он всхлипывал, заикался, что то мычал показывая пальцем то на нас, то на грустно пришвартованную к свае ванну, отчего у всех закралось подозрение, что больше всего ему досталось куда то по голове. Но нет, мужик гоготал вполне искренне.
… Я даже не знаю как его зовут, но после этого случая, когда мы его встречали на улице, он всегда здоровался первым и начинал как то странно похрюкивать. То ли смеялся, то ли молился.
Джейн Орвис. «Окно». С тех пор, как Риту жестоко убили, Картер сидит у окна. Никакого телевизора, чтения, переписки. Его жизнь — то, что видно через занавески. Ему плевать, кто приносит еду, платит по счетам, он не покидает комнаты. Его жизнь — пробегающие физкультурники, смена времен года, проезжающие автомобили, призрак Риты. Картер не понимает, что в обитых войлоком палатах нет окон. Удел мирный радость избранных
Некоторые считают чиновников бездушными машинами, но это ошибка. Чиновник - не робот. Его поведение определяется совсем иными правилами и законами. Закон первый: чиновник обязан причинять вред человеку, ну или хотя бы своим бездействием не приносить ему пользы. Закон второй: чиновник ни в коем случае не должен исполнять просьб человека, за исключением ситуаций, когда это помогает соблюдению первого закона. Закон третий: чиновник должен ставить собственное благополучие превыше всего, и этот закон может отменять оба предыдущих. Как видите, ничего общего с роботом.
Звонок раздался, когда Андрей Петрович потерял уже всякую надежду. — Здравствуйте, я по объявлению. Вы даёте уроки литературы? Андрей Петрович вгляделся в экран видеофона. Мужчина под тридцать. Строго одет — костюм, галстук. Улыбается, но глаза серьёзные. У Андрея Петровича ёкнуло под сердцем, объявление он вывешивал в сеть лишь по привычке. За десять лет было шесть звонков. Трое ошиблись номером, ещё двое оказались работающими по старинке страховыми агентами, а один попутал литературу с лигатурой.
— Д-даю уроки, — запинаясь от волнения, сказал Андрей Петрович. — Н-на дому. Вас интересует литература? — Интересует, — кивнул собеседник. — Меня зовут Максим. Позвольте узнать, каковы условия. «Задаром!» — едва не вырвалось у Андрея Петровича. — Оплата почасовая, — заставил себя выговорить он. — По договорённости. Когда бы вы хотели начать? — Я, собственно… — собеседник замялся. — Первое занятие бесплатно, — поспешно добавил Андрей Петрович. — Если вам не понравится, то… — Давайте завтра, — решительно сказал Максим. — В десять утра вас устроит? К девяти я отвожу детей в школу, а потом свободен до двух. — Устроит, — обрадовался Андрей Петрович. — Записывайте адрес. — Говорите, я запомню.
В эту ночь Андрей Петрович не спал, ходил по крошечной комнате, почти келье, не зная, куда девать трясущиеся от переживаний руки. Вот уже двенадцать лет он жил на нищенское пособие. С того самого дня, как его уволили. — Вы слишком узкий специалист, — сказал тогда, пряча глаза, директор лицея для детей с гуманитарными наклонностями. — Мы ценим вас как опытного преподавателя, но вот ваш предмет, увы. Скажите, вы не хотите переучиться? Стоимость обучения лицей мог бы частично оплатить. Виртуальная этика, основы виртуального права, история робототехники — вы вполне бы могли преподавать это. Даже кинематограф всё ещё достаточно популярен. Ему, конечно, недолго осталось, но на ваш век… Как вы полагаете?
Андрей Петрович отказался, о чём немало потом сожалел. Новую работу найти не удалось, литература осталась в считанных учебных заведениях, последние библиотеки закрывались, филологи один за другим переквалифицировались кто во что горазд. Пару лет он обивал пороги гимназий, лицеев и спецшкол. Потом прекратил. Промаялся полгода на курсах переквалификации. Когда ушла жена, бросил и их.
Сбережения быстро закончились, и Андрею Петровичу пришлось затянуть ремень. Потом продать аэромобиль, старый, но надёжный. Антикварный сервиз, оставшийся от мамы, за ним вещи. А затем… Андрея Петровича мутило каждый раз, когда он вспоминал об этом — затем настала очередь книг. Древних, толстых, бумажных, тоже от мамы. За раритеты коллекционеры давали хорошие деньги, так что граф Толстой кормил целый месяц. Достоевский — две недели. Бунин — полторы.
В результате у Андрея Петровича осталось полсотни книг — самых любимых, перечитанных по десятку раз, тех, с которыми расстаться не мог. Ремарк, Хемингуэй, Маркес, Булгаков, Бродский, Пастернак… Книги стояли на этажерке, занимая четыре полки, Андрей Петрович ежедневно стирал с корешков пыль.
«Если этот парень, Максим, — беспорядочно думал Андрей Петрович, нервно расхаживая от стены к стене, — если он… Тогда, возможно, удастся откупить назад Бальмонта. Или Мураками. Или Амаду». Пустяки, понял Андрей Петрович внезапно. Неважно, удастся ли откупить. Он может передать, вот оно, вот что единственно важное. Передать! Передать другим то, что знает, то, что у него есть.
Максим позвонил в дверь ровно в десять, минута в минуту. — Проходите, — засуетился Андрей Петрович. — Присаживайтесь. Вот, собственно… С чего бы вы хотели начать? Максим помялся, осторожно уселся на край стула. — С чего вы посчитаете нужным. Понимаете, я профан. Полный. Меня ничему не учили. — Да-да, естественно, — закивал Андрей Петрович. — Как и всех прочих. В общеобразовательных школах литературу не преподают почти сотню лет. А сейчас уже не преподают и в специальных. — Нигде? — спросил Максим тихо. — Боюсь, что уже нигде. Понимаете, в конце двадцатого века начался кризис. Читать стало некогда. Сначала детям, затем дети повзрослели, и читать стало некогда их детям. Ещё более некогда, чем родителям. Появились другие удовольствия — в основном, виртуальные. Игры. Всякие тесты, квесты… — Андрей Петрович махнул рукой. — Ну, и конечно, техника. Технические дисциплины стали вытеснять гуманитарные. Кибернетика, квантовые механика и электродинамика, физика высоких энергий. А литература, история, география отошли на задний план. Особенно литература. Вы следите, Максим? — Да, продолжайте, пожалуйста.
— В двадцать первом веке перестали печатать книги, бумагу сменила электроника. Но и в электронном варианте спрос на литературу падал — стремительно, в несколько раз в каждом новом поколении по сравнению с предыдущим. Как следствие, уменьшилось количество литераторов, потом их не стало совсем — люди перестали писать. Филологи продержались на сотню лет дольше — за счёт написанного за двадцать предыдущих веков. Андрей Петрович замолчал, утёр рукой вспотевший вдруг лоб.
— Мне нелегко об этом говорить, — сказал он наконец. — Я осознаю, что процесс закономерный. Литература умерла потому, что не ужилась с прогрессом. Но вот дети, вы понимаете… Дети! Литература была тем, что формировало умы. Особенно поэзия. Тем, что определяло внутренний мир человека, его духовность. Дети растут бездуховными, вот что страшно, вот что ужасно, Максим! — Я сам пришёл к такому выводу, Андрей Петрович. И именно поэтому обратился к вам. — У вас есть дети? — Да, — Максим замялся. — Двое. Павлик и Анечка, погодки. Андрей Петрович, мне нужны лишь азы. Я найду литературу в сети, буду читать. Мне лишь надо знать что. И на что делать упор. Вы научите меня? — Да, — сказал Андрей Петрович твёрдо. — Научу.
Он поднялся, скрестил на груди руки, сосредоточился. — Пастернак, — сказал он торжественно. — Мело, мело по всей земле, во все пределы. Свеча горела на столе, свеча горела…
— Вы придёте завтра, Максим? — стараясь унять дрожь в голосе, спросил Андрей Петрович. — Непременно. Только вот… Знаете, я работаю управляющим у состоятельной семейной пары. Веду хозяйство, дела, подбиваю счета. У меня невысокая зарплата. Но я, — Максим обвёл глазами помещение, — могу приносить продукты. Кое-какие вещи, возможно, бытовую технику. В счёт оплаты. Вас устроит? Андрей Петрович невольно покраснел. Его бы устроило и задаром. — Конечно, Максим, — сказал он. — Спасибо. Жду вас завтра.
— Литература – это не только о чём написано, — говорил Андрей Петрович, расхаживая по комнате. — Это ещё и как написано. Язык, Максим, тот самый инструмент, которым пользовались великие писатели и поэты. Вот послушайте.
Максим сосредоточенно слушал. Казалось, он старается запомнить, заучить речь преподавателя наизусть. — Пушкин, — говорил Андрей Петрович и начинал декламировать. «Таврида», «Анчар», «Евгений Онегин». Лермонтов «Мцыри». Баратынский, Есенин, Маяковский, Блок, Бальмонт, Ахматова, Гумилёв, Мандельштам, Высоцкий… Максим слушал. — Не устали? — спрашивал Андрей Петрович. — Нет-нет, что вы. Продолжайте, пожалуйста.
День сменялся новым. Андрей Петрович воспрянул, пробудился к жизни, в которой неожиданно появился смысл. Поэзию сменила проза, на неё времени уходило гораздо больше, но Максим оказался благодарным учеником. Схватывал он на лету. Андрей Петрович не переставал удивляться, как Максим, поначалу глухой к слову, не воспринимающий, не чувствующий вложенную в язык гармонию, с каждым днём постигал её и познавал лучше, глубже, чем в предыдущий.
Однажды, в среду, Максим не пришёл. Андрей Петрович всё утро промаялся в ожидании, уговаривая себя, что тот мог заболеть. Не мог, шептал внутренний голос, настырный и вздорный. Скрупулёзный педантичный Максим не мог. Он ни разу за полтора года ни на минуту не опоздал. А тут даже не позвонил. К вечеру Андрей Петрович уже не находил себе места, а ночью так и не сомкнул глаз. К десяти утра он окончательно извёлся, и когда стало ясно, что Максим не придёт опять, побрёл к видеофону. — Номер отключён от обслуживания, — поведал механический голос.
Следующие несколько дней прошли как один скверный сон. Даже любимые книги не спасали от острой тоски и вновь появившегося чувства собственной никчемности, о котором Андрей Петрович полтора года не вспоминал. Обзвонить больницы, морги, навязчиво гудело в виске. И что спросить? Или о ком? Не поступал ли некий Максим, лет под тридцать, извините, фамилию не знаю?
Андрей Петрович выбрался из дома наружу, когда находиться в четырёх стенах стало больше невмоготу. — А, Петрович! — приветствовал старик Нефёдов, сосед снизу. — Давно не виделись. А чего не выходишь, стыдишься, что ли? Так ты же вроде ни при чём. — В каком смысле стыжусь? — оторопел Андрей Петрович. — Ну, что этого, твоего, — Нефёдов провёл ребром ладони по горлу. — Который к тебе ходил. Я всё думал, чего Петрович на старости лет с этой публикой связался. — Вы о чём? — у Андрея Петровича похолодело внутри. — С какой публикой? — Известно с какой. Я этих голубчиков сразу вижу. Тридцать лет, считай, с ними отработал. — С кем с ними-то? — взмолился Андрей Петрович. — О чём вы вообще говорите? — Ты что ж, в самом деле не знаешь? — всполошился Нефёдов. — Новости посмотри, об этом повсюду трубят.
Андрей Петрович не помнил, как добрался до лифта. Поднялся на четырнадцатый, трясущимися руками нашарил в кармане ключ. С пятой попытки отворил, просеменил к компьютеру, подключился к сети, пролистал ленту новостей. Сердце внезапно зашлось от боли. С фотографии смотрел Максим, строчки курсива под снимком расплывались перед глазами.
«Уличён хозяевами, — с трудом сфокусировав зрение, считывал с экрана Андрей Петрович, — в хищении продуктов питания, предметов одежды и бытовой техники. Домашний робот-гувернёр, серия ДРГ-439К. Дефект управляющей программы. Заявил, что самостоятельно пришёл к выводу о детской бездуховности, с которой решил бороться. Самовольно обучал детей предметам вне школьной программы. От хозяев свою деятельность скрывал. Изъят из обращения… По факту утилизирован…. Общественность обеспокоена проявлением… Выпускающая фирма готова понести… Специально созданный комитет постановил…».
Андрей Петрович поднялся. На негнущихся ногах прошагал на кухню. Открыл буфет, на нижней полке стояла принесённая Максимом в счёт оплаты за обучение початая бутылка коньяка. Андрей Петрович сорвал пробку, заозирался в поисках стакана. Не нашёл и рванул из горла. Закашлялся, выронив бутылку, отшатнулся к стене. Колени подломились, Андрей Петрович тяжело опустился на пол.
Коту под хвост, пришла итоговая мысль. Всё коту под хвост. Всё это время он обучал робота.
Бездушную, дефективную железяку. Вложил в неё всё, что есть. Всё, ради чего только стоит жить. Всё, ради чего он жил.
Андрей Петрович, превозмогая ухватившую за сердце боль, поднялся. Протащился к окну, наглухо завернул фрамугу. Теперь газовая плита. Открыть конфорки и полчаса подождать. И всё.
Звонок в дверь застал его на полпути к плите. Андрей Петрович, стиснув зубы, двинулся открывать. На пороге стояли двое детей. Мальчик лет десяти. И девочка на год-другой младше. — Вы даёте уроки литературы? — глядя из-под падающей на глаза чёлки, спросила девочка. — Что? — Андрей Петрович опешил. — Вы кто? — Я Павлик, — сделал шаг вперёд мальчик. — Это Анечка, моя сестра. Мы от Макса. — От… От кого?! — От Макса, — упрямо повторил мальчик. — Он велел передать. Перед тем, как он… как его…
— Мело, мело по всей земле во все пределы! — звонко выкрикнула вдруг девочка. Андрей Петрович схватился за сердце, судорожно глотая, запихал, затолкал его обратно в грудную клетку. — Ты шутишь? — тихо, едва слышно выговорил он.
— Свеча горела на столе, свеча горела, — твёрдо произнёс мальчик. — Это он велел передать, Макс. Вы будете нас учить? Андрей Петрович, цепляясь за дверной косяк, шагнул назад. — Боже мой, — сказал он. — Входите. Входите, дети.
Программа. Колесо дисбаланса: запуск необратимого процесса Чистота зародыша: Любовь и деньги Запуск пути: квантовый скачек Всепоглощающее намерение Тайна разницы потенциалов Быстрая победа Ларечники/космонавты Лучшее, что ты можешь сделать для мира Молодость: плохо и много энергии Идеальный конечный результат: поток зверя Эмоциональный ROI Удел мирный радость избранных
В чём разница ведения переговоров с террористами американцев и русских?
18 апреля 1983 года мусульманский шахид въехал на грузовике, гружёном взрывчаткой, в здание американского посольства в Бейруте, убив 60 человек, включая 17 американцев. Шесть месяцев спустя другой мусульманский шахид атаковал казармы пехотинцев США в аэропорту Бейрута, убив 241 американских военнослужащих.
18 января 1984 года исламистский снайпер застрелил Малкольма Керра, президента Американского Университета в Бейруте. Несколько месяцев спустя мусульманский фундаменталист похитил Вильяма Бакли, командующего базой ЦРУ в Бейруте — они пытали его и, в итоге, убили.
Затем последовали очередные взрывы, похищения и убийства. Американские политики гневно осуждали терроризм, но не пришли к консенсусу относительно антитеррористических мер, которые колебались от военного вмешательства до вооружения потенциальных заложников.
У Советского Союза не было подобных проблем. Его лидеры не были стеснены никакими моральными нормами, не были вынуждены отчитываться перед свободными СМИ или независимой судебной системой, по причине отсутствия таковых — поэтому они приняли жёсткие меры, не ограниченные никакими этическими соображениями.
Хизболла устроила небольшую атаку на советский персонал в Ливане. Ведь их иранские “крёстные отцы” прокляли неверных коммунистов так же сурово, как сатанинский Запад. Но преследование русских привело к неожиданной и крутой развязке. В своей книге “Хиджаб” Боб Вудвард объяснил почему.
Осенью 1985-го года Хизболла похитила 4-х советских дипломатов в Бейруте. Одного из них они убили сразу. Остальных держали в плену.
В ответ Комитет Государственной Безопасности ( КГБ ) захватил родственника лидера Хизболлы. В качестве одной из мер принятого антитеррористического плана, КГБ ” кастрировали его , запихнули отрезанные половые железы ему в рот , выстрелили ему в голову и отправили его тело террористической организации Хизболла . К трупу прилагался сопровождающий текст, поясняющий, что другие члены “Партии Бога” закончат свою жизнь таким же образом, если три советских дипломата не будут выпущены на свободу.”
Вскоре после этого, Хизболла освободила оставшихся трёх советских заложников. Советские интересы в Ливане больше никогда не были под угрозой. Удел мирный радость избранных
новое ругательство 
